Альманах. Сириус. Регионы
литературный сборник молодых авторов
БЛИННАЯ МУКА
Елизавета Кондратьева
17 лет
Фото: © Freepik
Региональный школьный технопарк Астраханской области
Смешно признаваться, но мой самый большой страх — готовка блинов.
Открываю первый попавшийся видеоурок. Голос ведущего орет на всю кухню, отчего я вздрагиваю и поспешно убавляю громкость на телефоне. Несколько раз перепроверяю, все ли на месте. Волнуюсь, хотя и понимаю, что на этот раз беспокоиться не о чем.

Надламываю первое яйцо руками. Жидкий белок вытекает, утягивая за собой крупный желток. То же самое делаю со вторым яйцом, но роняю кусочек скорлупы миску. «Ничего страшного», — успокаиваю себя, но как наяву слышу:

— У тебя руки из задницы растут что ли?
Чувствую внезапное першение, как будто скорлупа не попала в миску, а застряла в горле. После первой же мелкой неудачи мое тело готово сдаться, и в следующую минуту дрожащей рукой сыплю сахар по всей черной столешнице.

— Ну что ты за свинья?! Сама убираться будешь, потом еще и полы мыть заставлю, — слышу так отчетливо, что на секунду сомневаюсь, точно ли нахожусь в квартире одна.
Протираю столешницу и берусь за венчик. Взбиваю продукты с бешеной скоростью, лишь бы отогнать неспокойные мысли. Часть белка попадает на фартук. Не страшно, все равно по нему мусорка давно плачет. Тетки, наверное, решили посмеяться надо мной, когда из всех ее вещей отдали именно замызганный фартук, в котором она всегда гоняла меня по кухне.

Наконец заканчиваю с тестом. Остается самое главное — пожарить блины. Выливаю первый половник. Когда края блинчика схватываются, очерчиваю лопаткой контур и осторожно приподнимаю, чтобы перевернуть. Блин чуть ли не рвется прямо на лопатке, но я в последний момент хватаюсь рукой за край и быстро переворачиваю. Шиплю, чувствуя, как побаливают обожженные пальцы.
Фото: © Freepik
— Нормально его возьми, чего тут бояться?! Вот как надо!
— Отстань! — кричу на всю кухню, но в ответ слышу только шум кондиционера.
Подступающие слезы щиплют глаза, и я часто глотаю ртом воздух, не в силах надышаться. Это уже ненормально, надо взять перерыв. Выключаю газ на плите и беру стакан со стола. Когда наклоняюсь за водой к кулеру, то задеваю локтем вазу с шестью гвоздиками. Она пошатывается и раздражающе стучит по подоконнику, но быстро возвращается на место. Фух, если бы сейчас разбилась еще и любимая ваза, то я бы уже от квартиры живого места не оставила.
Сколько себя помню, жарить всегда ненавидела. Жутко боялась огня, но о моих страхах слышать никто не хотел. Когда блины рвались или я неудачно их переворачивала, меня хватали за запястье и пихали руку прямо в раскаленную сковородку. Она хотела, чтобы я нормально научилась переворачивать блины, но я могла только вопить, не столько от боли, сколько от животного страха. Хотя маленькие ожоги на пальцах оставались все равно.

Не спеша выпиваю полный стакан, пока дрожь в руках и слезы не утихают, а после неохотно возвращаюсь к плите. Тесто ждать окончания моих душевных метаний не будет, да и выйти из дома мне нужно до темноты, поэтому делаю глубокий вдох и снова зажигаю конфорку.

Когда на тарелке выстраивается маленькая ароматная горка, а на сковороде поджаривается очередной блин, я кладу гвоздики к выходу и начинаю собираться. Пройти сегодня придется немало.
Фото: © Freepik
— Ну здравствуй, бабуль.

Кладу цветы на сырую после дождя землю и сажусь напротив надгробия. К моей удаче, как раз рядом стоит мокрая лавочка, которая, правда, уже почти сравнялась с землей.

Достаю из зеленого шуршащего пакета контейнер со сложенными треугольником блинами. Беру первый, выдавливаю на него сгущенку из тюбика и кусаю краешек. Тонкое нежное тесто почти мгновенно растворяется во рту, и я кусаю еще и еще, пока не съедаю все, что успела приготовить за вечер.
Раньше она перекладывала все неудавшиеся блины на отдельную тарелку и заставляла есть их, как только закончу уборку. Я с трудом глотала рваные, пресные, толстые куски теста. Просила хотя бы о возможности доесть позже то, что в рот уже не лезло. Но ответ не менялся: «А если ты их выбросишь, пока я не вижу? Что, зря продукты переводили?» Теперь же результат моих мучений отвращения не вызывает, скорее наоборот — спокойствие, а может даже и гордость.

Сытая и довольная, смотрю в глаза черно-белой фотографии на плите и задаю вопрос, который мучил весь день:

— Вот и зачем меня надо было все время запугивать? Видишь, без твоих криков справилась даже лучше.

Но женщина с прищуром и навечно застывшей ехидной улыбкой продолжает молчать. Если и раньше она не признавала мои успехи, то сейчас они тем более для нее не значат ничего. Зато я наконец чувствую себя лучше.

2024