Веки казались такими тяжёлыми, будто залитыми свинцом. Я захотел было сощуриться от падающих из окна солнечных лучей, но не увидел ничего. Темно вокруг. И холодно...
Тонкая картонка под ногами совсем промёрзла. Я встал на заледенелую корку и чуть было не упал. Ноги так болели, что казалось, будто морозный ветер ударял по ним железным прутом, но я, собрав все силы, подошёл к маме.
Лицо её казалось таким белым, белее снега, а морщины на лбу сделались виднее. Бедная! Наверное, ей так холодно...
Я прикрыл маму своей картонкой и схватился за живот. Раньше мама приносила мне немного еды: корочки хлеба или крошки печенья. Но сейчас она спит...
И мне так захотелось её порадовать, когда она проснётся. В последний раз я посмотрел на маму и повернул в сторону улицы напротив...
Господи, как волшебно было там! Сани, люди, огоньки, снежинки — глаза разбегаются!
В той стороне разъезжают кареты, вон там ёлки везут, в высоких окнах свечи яркие зажигаются, а откуда-то неподалеку тянется вкусный аромат...
Ноги сами понесли меня по притоптанной дороге, скользкой и обжигающе-ледяной. Каждый шаг давался с трудом, всё больнее и больнее было идти, но я того не замечал: запах манил, искушая всё сильнее.
И вот я здесь. Дыхание перехватило. Снежинки повисли в воздухе, стрелки на часах застыли. Всё вокруг замерло.
Там, за стеклом, казалось, мой дом... На Новый год на столе всегда оказывалось всё самое вкусное: утка, печенье с миндалём, пирожное бланманже, какао, запечённые яблоки с корицей, и такой большой румяный пирог... Господа то входили в дом, то выходили из него. И все, как один, были с угощениями в руках. Должно быть, и мне что-нибудь достанется…
Я отворил тяжёлую дверь и вбежал внутрь. Крик, шум, и одна из барышень в пышном русском сарафане, вероятно, в карнавальном костюме, ахнув, сунула в мою ладонь монетку и отправила прочь.
Слёзы выступили на моих глазах. В соседнем доме дети за тяжёлой гардиной в красивых нарядах, они танцуют и веселятся, пьют и лакомятся, до самого потолка возвышается ёлка, скрывающая под своей юбкой кукол да деревянных лошадок.
И так мне стало обидно, так грустно, что, сжав в руке единственное, что у меня было — ржавую копеечку, я бросился куда глаза глядят.
Сердце стучало невпопад. Я не нашёл маму и, обессилев, рухнул за невысокую кирпичную стену в одном из переулков. Вот бы я мог сейчас согреться, хотя бы немного!
Опустив голову, я заметил под ногой спичку. Как она ещё не промокла от снега? Дрожащими руками я поднял её и, недолго думая, чиркнул о стену.
Пламя тут же загорелось в моих руках, и в красном свечении я увидел мерцающую фигурку.
— Пойдём со мной, тебя ждёт мама, — смущённо улыбнулась девочка.
— Мама? Моя мама?! Где же она?
В ответ девчушка протянула свою маленькую ручку и я, сжав её покрепче, закрыл глаза...